Конец власти. От залов заседаний до полей сражений, от церкви до государства. Почему управлять сегодня нужно иначе - Мойзес Наим
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рассмотрим случай гика-статистика Нейта Сильвера: он применил навыки, которые получил, делая на основе статистики прогнозы в бейсболе, к выборам президента США в 2008 и 2012 годах и опубликовал свои выкладки на сайте FiveThirtyEight.com. Действуя по собственной методике обработки данных, полученных в результате различных опросов, Сильвер сумел предсказать исход праймериз (“супервторника”) между Бараком Обамой и Хиллари Клинтон. Потом он пошел дальше и еще в марте 2008 года предсказал победу Обамы над Джоном Маккейном, а в день голосования подробные прогнозы Сильвера о том, как проголосуют отдельные штаты, сбылись в 49 случаях из 50. В 2012 году он верно предсказал исход голосования уже во всех пятидесяти штатах. Живи Сильвер чуть раньше, голос его был бы вряд ли услышан – из-за отсутствия своей площадки. Но случилось иначе, за время избирательной кампании страничка FiveThirtyEight.com стала культовой, телеканалы приглашали Сильвера на теледискуссии, и в 2010 году Блог 538 переехал на сайт New York Times.
Ставший аналитиком блогер – всего лишь одно из многих перевоплощений, вносящих сумятицу в трудовую иерархию традиционных СМИ. В дополнение к расширению штата Huffington Post в 2011 году запустил в интернете круглосуточный канал новостей, а в июне 2012 года было объявлено, что ресурс открывает отдельный интернет-журнал, доступный только через Apple Store{352}. Он вышел на международный уровень и действует теперь в Испании, Италии и Франции.
Тем временем газеты и журналы стали заводить свои блоги и привлекать к участию в них широко известных независимых блогеров. В Великобритании, например, основные газеты (Guardian, The Times, Daily Telegraph) создали целые штаты, укомплектованные десятками авторов, которые прямо в режиме онлайн ведут дискуссии и выражают свои мнения. Сегодня крайне мало функций и характеристик, которые являлись бы прерогативой одного вида СМИ и не присутствовали у других. Новости, мнения, развлечения – вы найдете здесь все; текстовый, аудио– и видеоформат подачи информации переплетаются сильнее и сильнее с каждым днем, а упрощение создания контента вкупе со средствами распространения уже разрушило барьеры, окружающие как занятие журналистикой, так и поле деятельности любого информационного агентства.
Значит, снижение затрат на обычные новостные агентства, несмотря даже на то, что медиаиндустрия становится все более коммерческой и развлекательной? Необязательно. Например, в 2012 году Лаборатория журналистики Нимана провела сравнительный анализ трех европейских газетных компаний, успешно развивающих различные стратегии цифровой эпохи: крупнейшей новостной компании Финляндии Sanoma, которая одной из первых в мире трансформировала подписку на свои издания в возможность цифрового доступа, норвежской Schibsted, восьмой по величине новостной компании мира, которая работает в двадцати восьми странах и больше трети дохода получает за счет продажи цифровых продуктов, что примерно втрое превышает доход от среднестатистической газеты, и швейцарской Zeitung Online, которая экспериментирует с “гиперлокализмом”, привлекая читателей полным отсутствием сообщений о президенте Обаме и событиях в мире, но зато широко освещая работу городских бургомистров и происшествия в кантоне.
Некоторым из присутствующих на медиарынке игроков появление в средствах массовой информации малой, периферийной и гражданской журналистики, а также социальных сетей может прийтись весьма кстати. Среди новых сил – также такие независимые и финансируемые некоммерческими фондами группы журналистских расследований, как ProPublica – по ее собственному определению, “независимая некоммерческая служба новостей”, – чье сотрудничество с авторитетными изданиями уже дало свои плоды (в 2011 году ProPublica получила Пулитцеровскую премию). Еще один пример рационального подхода к социальным медиа со стороны ведущего издания датируется октябрем 2009 года, когда газете Guardian пришлось столкнуться с судебным запретом, не позволявшим ей получить ответ на вопрос, поднятый в Палате общин благодаря своевременному твиту редактора газеты Алана Расбриджера. Дело касалось нефтеторговой фирмы Trafigura, которая была замешана в скандале вокруг токсичных отходов в Западной Африке, и юристы компании добились некоторых запретов. “Не объясняя причин, газете Guardian запрещают публиковать информацию о работе парламента”, – сообщил Расбриджер на своей страничке в Twitter, и сеть взорвалась от дискуссии, продлившейся всю ночь. В индустрии массмедиа, где ощущение непрестанного движения и влияние технологической революции сильны как нигде, своевременность появления различных мелких децентрализованных участников не вызывает сомнений, но все-таки решающее слово может по-прежнему принадлежать традиционным игрокам{353}. Например, растущая популярность мобильных устройств вызвала не только резкий скачок потребления новостей, но и своеобразное “бегство в качество”, поскольку потребитель отдает предпочтение приложениям и домашним страничкам традиционных новостных ресурсов, считающихся эталонами объективности{354}.
Предметом рассмотрения в этой главе были религия, профсоюзы, благотворительность и СМИ. Но с таким же успехом мы могли бы посвятить ее трансформациям власти в системе высшего образования, где разгорается борьба дистанционного обучения, коммерческих школ и нарастающей глобальной конкуренции за привлечение студентов и средств на научные изыскания, а также за высокие позиции в неофициальной “табели о рангах”. Можно было бы рассмотреть упадок власти в сфере научных инноваций, с сотрудниками за границей и с новыми нормами расширенного обмена данными и знаниями. Или сосредоточиться на музеях, вынужденных бороться не только с новыми явлениями – как, например, создание музеев-конкурентов мирового класса в таких далеких уголках, как Тасмания и Катар, – и принципиально новыми методами культурного взаимодействия, но и с растущей настойчивостью набравших силу развивающихся стран, стремящихся вернуть на родину свое культурное наследие. Или особо выделить виды спорта, старые команды, которые при помощи новейших технологий обрели вторую жизнь, или владельцев-нуворишей и новых тигров экономики, которые стремятся свой разбухший ВВП конвертировать в нечто более привлекательное: олимпийское золото или преуспевающую индустрию развлечений.
Нет такой сферы, которая не была бы затронута революциями множества, мобильности и ментальности. И никто не застрахован от тех сдвигов, благодаря которым власть стало легче получить, но трудней использовать и трудней удержать. В религии, благотворительности и массмедиа – на тех аренах, где идет борьба за душу, сердце, разум, – мы наблюдаем не только взаимодействие новых сил, но также фрагментацию, поляризацию, которые преобразуют наши общества на каждом уровне. Мы видим в этих сферах большее количество возможностей, чем когда-либо. Но при этом возникает вопрос: а что происходит, когда мозаика веры разлетается на тысячу, на миллион маленьких острых осколков? Когда поиски общего блага сводятся к нарочитой любезности, изображаемой конкретным человеком для достижения конкретной цели. Или когда граждане отвергают все газетные новости, кроме тех, которые они хотели бы услышать. Все это вместе взятое лишь создает помехи совместным действиям. Для решения огромных проблем, встающих перед нами – от изменений климата до растущего неравенства, – нужны совместные действия и новый, разделяемый многими подход к накоплению власти и ее использованию. Вскоре мы рассмотрим и первое, и второе, после того как в следующей главе попытаемся ответить на вопрос: действительно ли нас в итоге ждет вот этот новый дивный мир и чего больше – выгод или издержек – таит в себе упадок власти?
Глава 10
Упадок власти
Наполовину полон или наполовину пуст?
Я сознаю, что рассуждаю об упадке власти в тот самый момент, когда газетные заголовки кричат об обратном. Правительства разрастаются. Доходы и материальные ценности в какой ни возьми стране действительно все больше концентрируются. Средний класс в богатых странах сокращается, а невообразимые богатства принадлежат горстке людей. Лица и группы, обладающие значительными активами, используют их, чтобы приобрести закулисное политическое влияние. В США миллиардер от игорного бизнеса, управляющие хедж-фондов и крупные торговцы недвижимостью финансируют “суперкомитеты политической активности”, которые преследуют свои узкие цели или продвигают кандидатов, взявшихся защищать их коммерческие интересы. В России, Китае и многих других странах правят бал – где в переносном, а где и в прямом смысле – олигархи, стакнувшиеся с государственными чиновниками. Могущественные медиамагнаты используют свой вес, чтобы к ним прислушивались в президентских кабинетах. “99 процентов” ощущают себя обманутыми, ограбленными и порабощенными богатым и влиятельным сотым процентом.